Божий светоч

взошел с востока,
  утихла буря,
и я увидел
  источенный ветром
скалистый берег -
  Судьба от смерти
того спасает,
  кто сам бесстрашен!
Всего же девять
  избил я чудищ
и, право, не знаю,
  под небом ночным
случались ли встречи
  опасней этой,
был ли кто в море
  ближе к смерти,
а все же я выжил
  в неравной схватке -
меня, усталого,
  но невредимого,
приливом вынесло,
  морским течением
к финским скалам.

  Но я не слышал
подобных былей
  о подвигах ратных,
тобой совершенных:
  ни ты, ни Брека -
в игре сражений
  не смели вы оба
железом кровавым
  творить, как должно,
дела достойные,
  зато известно,
что ты убийца
  своих сородичей,
братьев кровных,-
  проклятье ада,
как ни лукавь ты,
  тебя не минет!
Скажу воистину
  тебе, сын Эгглафа:
не смог бы Грендель
  бесчинствовать в Хеороте,
не смел бы нечистый
  бесчестить владыку,
когда бы сердце
  твое вмещало
столько же храбрости,
  сколько бахвальства!
Но знает он,
  что его не встретят,
противоборствуя,
  мечами острыми,
и без опаски
  враг набегает
на земли Скильдингов,
  твоих сородичей,
и с Данов дань
  собирает кровью,
и ест и пьет он
  и не трепещет
при встрече с данами.
  Дайте время,
на деле узнает он
  доблесть гаутскую!
Завтра поутру,
  когда над миром
зажжется Светоч,
  солнце на небе
явится ясное,-
  всяк без боязни
сможет на пиршестве
  пить брагу в Хеороте!"

Пришлась по нраву
  кольцедарителю,
седовласому
  старцу-воину,
решимость Беовульфа:
  он уверовал,
пастырь данов,
  в близость спасения.
Громче смех
  зазвучал и речи
среди воителей;
  вышла Вальхтеов,
блистая золотом,
  супруга Хродгара,
гостей приветствовать
  по древнему чину:
высокородная
  вождю наследному
вручила первому
  чашу пенную,
да не грустил бы
  в пиру властитель,
владыка данов,-
  до дна он выпил,
радуясь трапезе,
  добрый конунг;
затем гостей
  обходила Вальхтеов
с полной чашей,
  потчуя воинов,
старых и юных,
  пока не предстала
жена венценосная,
  кольцевладелица
с кубком меда
  перед гаутским
войсководителем;
  многоразумная
Бога восславила,
  ей по молитвам
в помощь пославшего
  рать бесстрашную.
Чашу воитель
  принял от Вальхтеов
и ей ответствовал
  жаждущий битвы,
молвил Беовульф,
  сын Эггтеова:
"Дал я клятву,
  когда с дружиной
всходил на ладью,
  чтобы плыть за море:
или избуду я
  ваши беды,
или сгину
  в тугих объятьях
рук вражьих,-
  зарок мой крепок! -
добуду победу,
  или окончатся
дни моей жизни
  в этом чертоге!"
Пришлась по сердцу
  хозяйке дома
клятва гаута.

  Воссела властная
золотоносица
  возле супруга,
и пир разгорелся,
  как в дни былые;
застольные клики,
  смех и песни
в хоромах грянули,
  но сам сын Хальфдана
прервал веселье,
  спеша укрыться
в ночных покоях:
  он знал, что недруг,
дождавшись часа,
  когда помрачится
закатное солнце
  и с неба сумерки
призрачным облаком
  сползут на землю,-
враг явится яростный,
  жизнекрушитель,
в зал для пиршеств.
  Повстала дружина;
воин воину,
  Хродгар Беовульфу
сказал в напутствие,
  благословляя
ночную стражу,
  такое слово:
"Кроме тебя,
  никому до сегодня
я не вверял
  сокровищниц датских
с тех пор, как впервые
  поднял свой щит.
Прими под охрану
  мое жилище!
Помни о славе!
  Исполни клятву!
Врага стереги! -
  и добудешь награду,
коль скоро в сражении
  жизнь не утратишь!"